Саша Адамов: про важность традиции, понимание современного искусства и пятиметрового Прометея
Автор журнала познакомилась с Сашей, когда пришла посмотреть спектакль «М» в ОК16, к которому он делал сценографию. После спектакля многие зрители остались, чтобы обсудить увиденное, и кто-то задал вопрос про оформление сцены. По ответу все стало совершенно понятно: этот человек точно знал, что делал. Работы Адамова — остроумные комментарии к действительности, сиюминутные реакции на ситуацию, восхищение простыми вещами, которые покоряют с первого раза. Chrysalis Mag взял у Саши интервью, в котором он делится изнанкой своего творчества, планами на будущее (или их отсутствием?) и тем, что нужно сделать, чтобы понимать современное искусство.
ПОДЕЛИТЬСЯ:
Работа из серии «Скрепы»
– Давай начнем с актуального. В группе «123» (сообщество в Facebook, где беларусские художники могут выставить свои работы на продажу, а ценители искусства — эти работы купить, прим. ред) ты вызвался осуществлять доставку на велосипеде. Сколько заказов у тебя было?
– Ноль.
– С чем это связано, как думаешь?
– Мои выходки часто расцениваются как шутка. Хотя я был вполне серьезен.
– Может надо было повыше цену ставить?
– Я спросил у Вики, моей девушки, и она одобрила цену. Если бы человек сам вез, он бы поехал на общественном транспорте и потратил 1.40 BYN, на такси 4-5 BYN, а я на велике так что я между транспортом и такси по стоимости, что вполне справедливо.
– Ты сам в группе что-нибудь продал?
– Да, оммаж Михаилу Гулину. Интересно то, как я придумал работу. Гулин сделал ее в 2011 и к сегодняшнему дню он далеко не новичок в искусстве — тем самым работа актуализируется. А я делаю работу в 2020 и я новичок, тем самым получается дополнительная тавтология по отношению к его работе. Когда делал работу, я подумал, что Оля Мжельская (известная в Минске арт-менеджерка), знает и меня и Гулина и точно захочет, чтобы у нее был диптих. И поскольку работа Гулина стоит 30 BYN и он точно не новичок, то я должен стоить меньше как минимум втрое. Я думал, что работу купит Оля, но Миша оказался хитрее: он купил и потом перепродал ей. В общем, весело было.
Михаил Гулин — «Я в искусстве не новичок» | Александр Адамов — «Я в искусстве новичок»
– Я тоже хотела обе купить, но не успела. Потом пожалела немного. Расскажи про тот момент, когда ты был новичком? Что было в самом начале?
– Я думаю, можно начинать считать с моей первой резиденции в 0K16 (арт-площадка в Минске). Это был 2018 год, и я делал две большие работы из строительных материалов, проволоки, песка. Они и сейчас где-то там по частям есть. Тогда я понял, что кайфую от процесса, от гигантских работ, от того, что реализуется задуманное.
Я тогда все сделал именно так, потому что сильно увлекался работами Ансельма Кифера: меня завораживало то, что он делал.
Потом работы были на нескольких выставках, но даже не выезжали за пределы улицы Октябрьской. А еще, помню, какой-то парень написал матерный пост про то, что я плохо копирую Кифера: тот, мол, ребенок послевоенного времени, а я живу в теплой мирной обстановке и пытаюсь делать копии. А я точно помню, меня привлекала эстетика: громадные полотна, театральные решения, местами картины похожи на декорации к спектаклю из-за того что они сами «вылазят» из полотна. В OK16 заметили, что я могу такое делать, и после этого я разрабатывал эскизы к спектаклям.
По сути, в тот момент я просто повернулся к современности и начал копаться в том, что есть для меня традиция в том времени, в котором я живу. Мне понравились слова Бориса Гройса, произнесенные на недавней презентации его книги «Частные случаи». Он говорил про определение традиции: из-за того, что искусство 20 века разложилось на такое огромное количество направлений и есть из чего выбрать, каждый новый художник как будто встраивается в заранее сложившееся направление, тем самым определяет себе традицию. А если ты не понимаешь, какую традицию для себя выбрал художник, то скорее всего ты не поймешь, что он делает. Вот такая штука. И если проанализировать 2018 год, то именно тогда я начал определять для себя традицию.
– И куда ты идешь, есть какие-то мысли? Как происходит создание работ? Ты вылавливаешь смыслы в пространстве и потом их рефлексируешь?
– Чаще всего я делаю объекты, которые хотел бы видеть сам. Если я не вижу их, не могу купить, то я их делаю, чтобы они были в моей действительности. А еще есть блок работ, которые мне было просто прикольно сделать, потому что это обязано было быть в среде, как с табличками «украшено». Странно ведь, когда работники при покраске сооружения белый лист крепят на краску, а потом, когда убирают табличку, там остается пятно. И как бы ты ни красил, в итоге сам уничтожаешь свою замечательную работу. Я подумал что если я просто аккуратно прилеплю на двойной скотч «украшено», да еще и с декоративными шрифтами, то это будет как-то по-другому восприниматься.
Биография:
Саша Адамов — беларусский художник.
Образование:
Окончил Беларусский государственный университет культуры и искусств по специальности культуролог-менеджер;
Магистр искусствоведения.
Онлайн-выставка:
OK Адамов — онлайн-проект о прикосновениях и сложных системах за ними.
Все материалы взяты из личных архивов художника.
Перепечатка материала или фрагментов материала возможна только с письменного разрешения редакции.
Если вы заметили ошибку или хотите предложить дополнение к опубликованным материалам, просим сообщить нам.
Кстати, на следующий день я прошел проверить работы и из них осталась только одна.
– Кстати, как ты работаешь со своим портфолио? Фотографируешь все свои работы? Что ты с ними делаешь? Где они хранятся?
– Поскольку у меня нет мастерской (которая мне и не нужна) то мне, наверное, нужно что-то вроде дома, чтобы заниматься там, как говорит мой брат, стяжательством. Следовательно, я сейчас стараюсь не делать ничего большого, а если идея возникает, то я складываю ее в голове на будущее. А небольшое делаю сразу же.
– Кстати, про городские объекты. Был у тебя классный проект с продуктами в магазине. Расскажи про него.
– Да, «Мидас на рынке»: это история о царе, который превращает в золото все, до чего дотрагивается, и не может есть.
Я сделал штук 6 интервенций и не делаю дальше, потому что немного подостыл, но не отрицаю, что проект продлится несколько лет. Всего я планирую сделать 100 работ, плюс я стараюсь выбирать разные города, пока они появлялись в Москве, Минске, Могилеве. А еще я планирую усложнить саму конструкцию: раньше я просто брал бумагу, на которой был написан текст и ничего в упаковке не менял, а потом сделал такую же коробку для мыла, как она есть. Это одна из последних работ серии. Мне кажется, лучше будет это все слегка растянуть во времени: люди сейчас не совсем понимают, что я делаю и в основном улыбаются, воспринимают как шутку, хотя тут ее мало.
– Про причины смеха людей. Что нужно делать, чтобы людей, понимающих концептуальное искусство, было больше?
– Если ты собираешься что-то понять, это нужно изучить. Если ты начинаешь изучать и углубляться, то ты включаешься в контекст и тогда все понимаешь. Но если ты не собираешься разбираться, а хочешь сразу включится, то ты просто условный Вася Пупкин, который упускает подготовительный этап и с расстройством проходит мимо. Нужно готовиться, а не пытаться сразу сходу понять, так не бывает. А иначе человек порождает «короткие» размышления, которых очень много в мире и так.
– А что ты сам читал, чтобы подготовиться? Кого понял ты, чтобы понять концепты? Есть имена?
– Начнем с того, что я не читаю ничего, что касается творчества конкретных художников. У меня есть только одна книга про Сезанна, его письма, но там мало интересного для меня на данном этапе. Меня интересуют пограничные исследования. Я пишу диссертацию по культурологии, а до этого закончил магистратуру по искусствоведению и мне интересны исследования про искусство и в то же время что-то, идущее вразрез. Мне нравится, когда я сам при помощи чьих-то мыслей нарушаю свой ход мыслей. Вот мои книги!
Меня скорее интересует философия восприятия, осмысление роли искусства. Не отдельно взятый предмет, а вообще жизнь самого искусства.
– А есть в Минске художники, кто мыслит на таком же уровне? Гулин?
– С Гулиным познакомился только недавно, когда я сделал свою работу, хотя мы и живем в соседних подъездах, и я вижу как он гуляет со своей собакой, Гаем. Кайфую от Андрея Анро, в 2018 году я впервые осознанно пошел на открытие выставки современного беларусского художника, потому что на «Осеннем салоне» увидел его портрет. Я подумал что должен познакомиться с этим художником, пошел на открытие его выставки. Андрей был тогда «вне своего тела» и потом мы долго не виделись, а потом как-то начали встречаться, обсуждать что-то, я познакомился с его женой Василисой и теперь дружим.
Андрей мне подарил картину. Я ее в час ночи нес по Проспекту, как раз после парада. Андрей очень крутой: то, что он в свои годы делает и как себя позиционирует, о чем думает и интересуется... Мне кажется, это будет суперстар.
– Кто еще крут, как ты думаешь?
– Василиса Полянина. Она безумно интересная и мы пока еще не менялись работами, мне пока неловко. Еще мне нравится Таша Капюшон (которая Коцуба) она самоотверженно растворяется в своем творчестве без остатка.
Еще мне нравится Юля Качан. Работы всех этих художников есть в моей персональной коллекции.
Еще есть люди из беларусского контекста, которых я вижу и за творчеством которых слежу, но мы не знакомы: Антонина Слободчикова, Михаил Гулин, Руслан Вашкевич, Андрей Ленкевич, который фотограф. Я как-то нашел альбом его работ и мне прям очень сильно понравилось. Давай расскажу смешную историю как я нашел собаку Ленкевича. Хочешь? Ленкевич потерял собаку после интервью с Citydog. Вика, моя девушка, работает там фотографом, она снимала Андрея, и после этого он пошел в магаз и попросил ее подержать собаку. Вика сфоткала Сэма и прислала мне, мол смотри, Сэм сидит, смотрит на меня. Я секунду посмотрел на фото и занялся своими делами.
А потом мы искали собаку для себя: прошерстили несколько сайтов, нашли, выбрали, ждем. И тут я подумал, что зайду еще разок, посмотрю, какие есть еще. Захожу и вижу знакомую собаку, которую точно знаю. Это оказался Сэм! Он убежал в соседнюю деревню, там его нашла женщина и выложила на сайт с объявлением о том, что собака нашлась. Так вот и вышло: еще утром мы видели как наши друзья репостили объявления о поиске собаки, то уже вечером мы звонили Ленкевичу и рассказывали, куда ехать Сэма забирать.
– Класс! Ну а себе в итоге кого нашли?
– Бигль!
– Ты говоришь, что пишешь кандидатскую. Планируешь дальше заниматься исследовательской деятельностью в Беларуси?
– Меня волнует философская трактовка искусства и рассуждения об этом, но у нас в стране нельзя сформулировать тему таким образом и на нее писать. Можно или по искусствоведению, или по философии, или по культурологии — она как раз про пограничные исследования. Моя работа про феномен визуальности и его трансформации, и да, мне светит преподавание, только непонятно где. Вдобавок непонятно, куда заведет меня творчество, но пока я кайфую: люблю читать, записывать размышления, приходить к выводам, фиксировать их и возвращаться к ним опять, когда чувствую что деградируешь.
– Расскажи про театр. Что ты делал в ОК16: как ты туда попал, какие были спектакли и какие планы?
– Мне повезло попасть в ОК16 в тусовку молодых театральных режиссеров: в 2016 году приезжал Янис Повилайтис из Москвы и делал эскиз «Прометея». Меня попросили из всего мусора, который есть вокруг, сделать большую фигуру Прометея высотой в 5 метров, которым можно было управлять. Мы сделали: там внутри был человек, он ходил на табуретках, крутил головой, а еще двое размахивали его руками. После такой масштабной работы меня частенько звали то одно то другое, а на следующей резиденции меня позвали сотрудничать с ними сразу три режиссера! Полина Добровольская делала в Могилеве спектакль «Бог ездит на велосипеде», Женя Давиденко делала спектакль в Бобруйске, Лиза Машкович делала в Минске.
Особых планов на сценографию нет, я вообще не имею никаких более-менее конкретных планов. За последний месяц я придумал и сделал столько важных, крутых работ, что это точно не могло быть в планах еще месяц назад.
Единственное, что точно в планах — совсем скоро откроется выставка, которую я готовил полгода. Моя персональная, определяющая. Она должна была быть в Гиганте (ОК16), и мы ее не переносили, а часть будем делать цифровую. Я дополнительно делал объекты и размышления, чтобы репрезентировать их в цифре. К выставке будет сайт, будет часовой документальный фильм о прикосновениях… Плюс несколько объектов, снятых с разных позиций, и парочка приколов. Например, 3D модель ядерного чемоданчика, обклеенного стикерами так, как если бы его обклеил Путин.
– А оффлайн вариант выставки мы тоже сможем увидеть?
– Да в «Гиганте» ОК16. Крутое пространство, я специально для него делал фильм специфического формата, 6х9, но, к сожалению, будем смотреть с ноутбуков и компьютеров. Это немного исказит смысл, но надеюсь не сильно.
– Будешь ли ты участвовать в выставке «Самоизоляция OFF», которую организует недавно открывшийся М.А.Ф.?
– Вообще я специально для этой выставки придумал крутую работу из ткани, но из-за того, что нужно было слишком много времени и ресурсов на ее изготовление, решил в итоге отказаться от участия и посвятить время своей персоналке. А вот на открытие в М.А.Ф. схожу посмотреть, пространство очень интересное.
– Как считаешь, будет ли сейчас очередной виток активности после карантина? Все работы будут сплошь на эту тему? Как долго? Что вообще изменится?
– Я переживаю за пространства вроде «Корпуса», ОК16, за сообщества. Но при этом мне нравится, как происходят процессы самоорганизации внутри: группа «123», аукциона «Дзякуй!» — лишь часть примеров. Вообще мне нравится время, в котором мы живем: странное, эклектичное, нелинейное, я кайфую. Нет смысла рассуждать о том, куда это все нас приведет, а вот от того времени и места, в котором мы сейчас, я кайфую.
– Сам планируешь какую-нибудь работу на тему вируса?
– Я в ноябре пришел в ОК16 с идеей выставки о прикосновениях, о феномене нашего взаимодействия с миром. Не только с другими людьми, но и вещами, системами. Например, чтобы ударить человека, тебе нужно замахнуться, а чтобы ударить персонажа в игре тебе достаточно кликнуть на экране мышкой. При этом ты тыкаешь в экран — получаешь смайлик, пишешь сообщение, заказываешь пиццу, вызываешь такси — все тычком. Вот я и решил сделать выставку об этом, о прикосновении. На ней будет объект, называется «гаптофобия» — боязнь прикосновений, психическое расстройство.
Сейчас все объекты и видео отсылают к тому, насколько нам сейчас не хватает этих прикосновений. Раньше все обнимались, а теперь все стоят друг от друга на полтора метра. Так что, сама понимаешь, я ничего специально не делаю сейчас, потому что в ноябре уже придумал этот проект. Некоторые могут посчитать его хайпом, а я уже полгода как все продумал.
– Расскажи про свои работы.
– Это шуруп. Это шурупчик на котором висели холсты/картины и он после ремонта остался замурованным, а я сделал модельку. Из бумаги.
Тут видна фактура стены, это шуруп, на котором висели картины, но на котором сейчас ничего не может висеть — он бумажный.
– Мне очень нравится твое дерево на дереве!
– Да, оно интересное, это дерево я рисую второй раз.
Первый вариант был 2 года назад, точно такое же и на точно такой же бумаге из букиниста. Её купил Жбанков. Был в восторге и сказал, что эти линии, эта манера ему напомнила Дюрера. Я тогда реально офигел. Но мне самому кайфово смотреть на нее, честно. Я специально добавил ей «деревянности», чтобы связать с моим контекстом. Вообще я редко рисую, но при рисовании деревьев включаются особый кайф.
– Еще деревянное есть?
– Есть. Это обычная деревяшка. Сверху я содрал кору, и из пластилина сделал продолжение её же. Когда оно стоит вдалеке, то вообще это нарушение коры почти не заметно.
– Это у тебя такой «лэндарт на минималках», карантин-стайл.
– Когда видишь объект, например шары Джеффа Кунса, ты заворожен именно техникой исполнения: объект кажется таким легким, но он из металла. Я же особо не старался поражать техничностью, похожестью, сделал что-то типа эскиза в форме.
Еще есть вот такие часики, про них есть видео в Инстаграме. Это два скрепленных часовых механизма, туда вставляются батарейки и они ускоряют время.
Обычные часы идут 30 минут за 30 минут, а эти — за 15. В два раза быстрее.
Вот есть домик. Мне даже такую маску в Инстаграме сделали.
А вот любимая работа Гоши Заборского. Он от этой вот штуковины тащится, говорит в другой реальности сделает мне самую крутую выставку в Европе.
Это два слоя щитовой доски. Вернее, это доска, а это кора. Простота и кайф этой работы в том, что у дерева есть всем известный паттерн кольцами, который таким же простым образом нарушается: круги превращаются в полосы. Сам этот эффект очень меня впечатляет, я считаю хорошо получилось. Кора шикарно тут приклеилась. Долго делал, доволен.
Еще вот недооцененная работа. Правда, Гулин сказал что это просто кайф. Я выставил за 100 рублей, но думаю на «Куфаре» забрали бы этот телефон за сотку без надписи, а вот сама надпись ('Fucking Painting') все меняет.
Это разговор про иллюстративность.
Есть еще серия, которую я хотел бы выставить, но время пока не пришло. Кстати, выставка у меня должна была быть в Национальном Историческом музее и название рабочее было «Ретроспектива Адамова». Там и эти объекты должны были быть.
– Расскажи про серию? Это что-то про несуразность и совместимость несовмеcтимого?
– Это серия «Скрепы».
Я ее придумал, когда ехал в трамвае после грустного разговора с другом-писателем Максимом Кутузовым о возможном будущем и обнаружил, как нелепо прикреплена табличка с пунктом назначения: на очень большие болты. Я подумал, что сделаю шизоидные штуки, где что-то скреплено с чем-то, и это скрепление слегка ненормальное. Вот это вообще на бомбочку похоже. А с куклой отсылка к Леонардо.
Вот еще объект, офигенный. Это «Памятник невежеству» (читай «Моча»), он из оргстекла.
У меня во дворе за деревьями есть арка и там вечно обсцыкают углы. Я эту штуку там установил как памятник невежеству. Убрали ее только через четыре дня.
– Это оригинал?
– Нет, это второй экземпляр.
– Мне очень понравилась пирамидка, которую ты выкладывал в Инстаграм! Она такая замечательная, хочется на нее смотреть все время.
– Она стоит у меня на столе. Мы с моим другом Димой Кутузовым пошли в магазин радиотехники и обнаружили эти магнитики. Каждый из них на миллиметр больше предыдущего. Меня это так впечатлило, что я озадачил продавца и попросил мне подобрать наборчик.
Вся пирамидка обошлась мне в 1.95 BYN, но выглядит как шедевр. Стоит у меня на столе.
– Расскажи, Саша, как ты монетизируешь то, что делаешь?
– На продажах моих работ почти невозможно заработать, очень редко получается. Иногда бывает, но это редкость. Хорошо можно заработать, когда делаешь сценографию. Пока так.
– А сам ты что-нибудь купил в группе «123»?
– Моя девушка Вика купила работу Бунделевой.
– Как думаешь, эти группы пропадут после карантина?
– Я думаю что это все позитивно, но результат хороший будет в долгосрочной перспективе. Сейчас мы ощущаем подвижки везде: то что вокруг Бабарико происходит, поддержка медиков, социальные активности, искусство то же… формирование сообщества сейчас происходит, и это впечатляет. Прирост в той же группе 123 — уникальная штука. Есть странный момент в том, что продажи происходят между 30 и 80 рублями. Таким образом происходит объективизация цены на труд художника. А ведь высокие цены там запросто могли бы быть! При этом люди довольно активно покупают, определяют то, что нравится или не нравится. Как «Осенний салон» в онлайне только без пышных открытий и заоблачных цен.
– Кстати, про новичка. У тебя образование какое? Художественное?
– Я окончил Беларусский государственный университет культуры и искусств по специальности культуролог-менеджер. Потом — магистратура искусствоведения. Ты знаешь мой проект «Куратор Искусствоведов»?
– Нет!
– Как не знаешь? Он популярнее чем я! Это персонаж, который осмысляет беларусскую действительность, рассказывает, как все это прекрасно. А про образование заканчиваю: сейчас я учусь в аспирантуре БГУКИ.
– Учитывая отсутствие художественного образования, дерево получилось у тебя отличное!
– Я думаю, что академически оно не очень крутое. У меня немного дрожит рука, когда я концентрируюсь, но потом это проходит. Правда, дрожь эта видна, и мне этот эффект очень нравится, получаются легкие выцарапывания, идущие от сердца. Я рисую не очень хорошо. Плюс у меня есть такая особенность, о которой я узнал, когда проходил военную комиссию в 18 лет: мне поставили цветоаномалию. У меня есть нечеткое восприятие некоторых цветов, по крайней мере так написано в справке. Я думаю, меня бы с таким набором не взяли в Академию.
– Расскажи, как ты относишься к арт-рынку с его миллионами? Например, скажу по себе: я после биеннале реально стала задумываться, что это все больше похоже на аттракцион. Ты вроде видишь, и оно на самом деле классное и интересное, ты не в состоянии это осознать. Вдобавок рынок этот не перестает расти и цены уже просто поражают воображение...
– Я думаю, что это круто. Должно быть все: радикализм, консерватизм, какие-то промежуточные устремления. Если будет что-то превалировать, то начнется уклон, это не так интересно. Я думаю, что нужно идти к середине, гармонии. Какие-то большие рыночные дела должны перемешиваться с небольшими. Вот пример: работа Бэнкси с разрезанием, Кателлан с бананом. Если бы не было большого - не случилось бы этого. А еще система не должна быть закрыта для юных начинаний. Все должно быть в меру. Идеал где-то посередине, это еще со времен Сократа.
– И последний вопрос. Ты веришь в некую сверхидею? Или ты за компиляции и вариативность подходов? Модернизм или постмодернизм? Эти слова что для тебя?
– Для самое важное рассуждение — о пределах личной свободы. Если в пределах поиска твоей личной свободы есть поиск идеала — отлично. Смысл в том, что с кем-то это гармонично сочетается, а с кем-то нет — и это нормально. Короче личная свобода и твои рамки — самое интересное. Я люблю про это разговаривать.
ПОДЕЛИТЬСЯ:
Похожие материалы
